Поддерживайте нашу работу и делитесь.

Прошлой весной муж отрезал своей бывшей жене Санте ухо. Он взял ухо, спокойно вышел в дверь и отправился в полицию. По дороге мужчина выбросил ухо, но не сказал, где именно. Тем самым были потеряны 12 часов, в течение которых можно было бы пришить ухо.

„Его первую версию мы не записали, потому что никто не ожидал, что кто-то придёт и скажет: «Я у жены отрезал ухо»,» вспоминает начальник Кенгарагского участка Государственной полиции Инга Мейкшане. «Он упомянул несколько мест. Видели бы вы, как полицейские с граблями и детектором металла – в ухе осталась серьга – шарили по лужам. Искали везде. Не нашли.»

В этой семье у кульминации насилия есть своя предыстория – с пьянством, побоями, ревностью и губительной привязанностью, порвать с которой, уйти нет сил.

Случившееся вызывает неловкий вопрос – обязано ли государство как-то помогать человеку, который не может или не хочет помочь самому себе?

Можно считать, что Санта стала жертвой собственного характера. Но также можно сделать вывод, что этому содействовали и государственные учреждения, которые без сочувствия и оценки ситуации глубже, чем предполагает закон, оставили без поддержки человека, который находится в состоянии ненормального стресса.

Андрея после того, как он отрезал жене ухо, арестовали. Три месяца спустя отпустили – вопреки мнению полиции, Вивика Фреймане, судья Рижского районного суда латгальского предместья, сочла, что он исправился и арест не является наказанием. Андрей продолжал психологически давить, терроризировать Санту. Женщина сломалась и начала выпивать, в итоге потеряла и работу, и детей.

Оба малыша сейчас живут у родителей отца. Насильник утверждает, что все, что случилось, — это по любви. Бил её, чтобы та перестала пьянствовать.

Пролог. «Мне страшно»

О ситуации Санты я узнала, когда во время предыдущей серии Re:Baltica о насилии против женщины на мою рабочую электронную почту пришло письмо. «Мой муж мне отрезал ухо. Его вот-вот выпустят. Мне страшно». Следовало имя и номер телефона.

Позже выяснилось, что письмо написала коллега Санты. Как и много раз после этого – Санта сама ничего не предпринимает, а полагается на других. Или сдается.

Так, в мае прошлого года, мы и познакомились. Хрупкая блондинка в возрасте около 40. Прошло два месяца после того, как ей отрезали ухо. Мужчина только что вышел на свободу. Когда встретились, Санта говорила медленно, но мыслила трезво. Чтобы как-то пережить напряжение, она принимала успокоительные.

В их совместной с Андреем жизни так или иначе связанных с угрозой насилия эпизодов было столько, что Санта уже путает даты и детали. Поэтому в этой статье мне остается полагаться только на те документы, что она сама предоставила.

Глава первая. Вокруг да около

Санта и Андрей познакомились в 2011 году. Мужчина работал в строительстве, маме Санты казалось, что это крупный улов: золотые руки, сможет помочь в деревенском доме. Сначала к женщине и её дочери от прежнего мужчины Андрей относился с уважением. Через год Санта забеременела. Во время ее беременности Андрей, по словам Санты, стал агрессивным. Поначалу только на словах («Он всегда прав, никогда не прислушивается к мнению других»).

Но уже через месяц после рождения ребёнка, весной 2013 года, мужчина стал распускать руки. Заведено административное дело за незначительные телесные повреждения, однако, Санта свое заявление отозвала. Обычный круг насилия – он умолял, она простила.

Спустя два года, в октябре 2015 года, полиция забрала его на четыре часа. В административном протоколе сказано: «физическое и эмоциональное насилие по отношению к ребенку». После чего Санта, при поддержке центра MARTA, попросила у суда обеспечить ей временную защиту от насилия.

Суд согласился, запретив Андрею приближаться к ней и детям. Но при этом суд ждал, что Санта будет действовать и в течение месяца подаст новое заявление. Таким образом, суды призывают женщин, требующих защитить их от насильников, свести отношения с ними на нет.

Они не были женаты, значит не надо было затевать развод. Только уплату алиментов и лишение прав на опеку. Санта заявление подала, суд его удовлетворил – 90 евро за ребёнка (их Андрей все равно не платил).

Тем не менее, Санта все же попросила отменить запрет на опеку и приближения. Оба опять сошлись. Он раскаялся, она простила.

Психологи такие периоды примирения называют «медовым месяцем». Однако со временем насилие только набирает обороты, и «медовые месяцы» становятся все короче. Насильник продолжает, потому что знает – последствий не будет.

Конфликты продолжались. Полицию вызывали оба. Санта – когда Андрей становился угрожающе агрессивным. Андрей – когда она выпивала, «он хотел доказать, что я — пьяница».

Изображение иллюстративное. Фото: Рейнис Хофманис

Женщина утверждает, что не была алкоголичкой и выпивала исключительно по праздникам. Сиротский суд другого мнения. Так в 2016 году обоих детей на полгода поместили в кризисный центр. Старшая дочь переехала к бабушке. «Родители были в сильном алкогольном опьянении, за детьми присматривали чужие люди», сказано в решении Сиротского суда.

Обоим родителям нужно было посещать психолога, нарколога, курсы по снижению агрессии. «Я верила, что он изменится. Он любил детей. В центре MARTA говорили, что такие не меняются», вспоминает Санта.

Года полтора следовал благополучный этап. Дети возвратились в семью, стали ходить в садик. Санта там начала работать воспитательницей.

Примерно через год, осенью 2018-го года, у них случилась очередная ссора по поводу выпивания Санты. За день до этого Санта с коллегой праздновали её именины, выпили вина. Андрею это не понравилось.

На кухне у вытяжки Андрей ударил ее. Санта получила перелом скуловой кости и почти потеряла глаз.

Ещё долго на работу она ходила в темных очках.

Глава вторая. Попытка помочь

Коллеги о насилие в семье Санты не подозревали. Типично для жертвы: стыдно рассказывать окружающим, не хочет просить о помощи. Таковы наблюдения экспертов центра MARTA.

На работе она была тихой и скромной, о семейной жизни не рассказывала. Чтобы побольше заработать, работала в двух детских садах. Когда у Санты была вечерняя смена, Андрей забирал детей. Заведующая детсадом Майрита вспоминает, что Андрей регулярно забывал код калитки, пинал калитку ногой и едва не сломал ее.

О том, что Андрей избивает Санту, первой узнала вторая заведующая детсадом Анита. «Она позвонила. Про глаз ничего не сказала. Только что это был несчастный случай, что она упала», рассказывает Анита. Ей показалось странным, что для лечения несчастного случая Санте нужны полтора месяца. Когда женщина вернулась на работу, Анита напрямую спросила, что происходит. Санта рассказала, что её избивают. Что «не может избавиться от Андрея, ей панически страшно».

После истории с очередным избиением Санта опять обратилась в суд с просьбой применить запрет на приближение. Суд её просьбу удовлетворил, но Андрей плевал на решение суда. Полиция завела два уголовных дела по факту угроз и приближения. Андрей избежал наказания, поскольку Санта пошла на примирение.

Между тем он потребовал, чтобы Санта переписала на его имя машину и деревенский дом, мол, в этот дом он вложил много своего труда. Это подтверждает и запись телефонного разговора, который я имела возможность прослушать. Андрей, будучи, похоже, в подпитии, спрашивает, где дети. Она отвечает, он на повышенных тонах спрашивает еще раз. Не выслушав ответа, спрашивает дальше: «А ты сама где спала? Что ты пиздишь. Я проверю». Санта умоляет оставить их в покое. Андрей отвечает: «Завтра перепишем машину и дом, и ты свободна; всё, я тебя больше не трону».

Она возражает, он орет и матерится.

Постоянное нарушение запрета приближаться к дому и детям Андрей оправдывает беспокойством за детей. В марте 2019 года в её квартиру вызывает муниципальную полицию, утверждая, что дети сидят на подоконнике и плачут. Муниципальная полиция забрала самого Андрея и передала Государственной полиции, в ведении которой такие дела. Полиция приехала к Санте и констатировала, что та пьяна и позаботиться о детях в таком состоянии не способна. Детей отдали отцу, тот отправил их в деревню, к своей матери. «Лучше отдать отцу и бабушке, чем в кризисный центр», объясняет следователь Мейкшане. Она считает, что мужчина хотел действительно заботиться о мальчиках, но у него искаженное представление о том, как это делать. «Я ему сказала, он должен доказать, что она плохая мать, и тогда получит детей. Он, однако, сомневался, что в одиночку справиться. И я поняла, что он хочет сохранить семью, причем именно с Сантой».

Спустя неделю после того, как Андрей отобрал у Санты детей, он отрезал Санте ухо.

Глава третья. Ужас

На тот момент уже полгода они жили раздельно. После избиения суд запретил Андрею приближаться к женщине. Запрет он регулярно нарушал, ходил около квартиры, где жила Санта с малышами. Оправдывался тем, что беспокоится за детей из-за пьянства Санты.

В то роковое мартовское утро 2019 года детей у Санты не было, полиция уже отдала их отцу. В воскресенье вечером он стучал в дверь ее квартиры. Санта не открыла. У неё были новые отношения, гостил друг. Боясь физической расправы со стороны Андрея, друг в ту ночь не ушёл.

Наступил понедельник. Санта собралась рано – в детском саду утренняя смена. Попросила, чтобы друг вышел первым. Пока она закрывала на ключ дверь квартиры, в подъезд вбежал Андрей и охотничьим ножом ранил руку друга. От серьезных травм его защитила толстая куртка. Андрей – он крупного телосложения – затащил мужчину назад в квартиру. Пока тот в ванной комнате смывал кровь, Андрей на кухне разговаривал с Сантой.

«В какой-то момент он открыл кухонный ящик, взял нож и совершенно неожиданно отрезал мне ухо. Это произошло так быстро, что я даже не поняла», этой весной рассказывала мне Санта.

Визуализация: Рейнис Хофманис

Прихватив отрезанное ухо, Андрей ушёл. Санта вызвала полицию, скорую. Позвонила коллеге, попросила заменить её. Потом отмыла кровь – перед школой от бабушки должна была зайти её старшая дочь.

Андрей тем временем пошёл в полицию с повинной. Следователь рассказывает, что в участке он плакал и говорил, что напал на Санту из ревности. Любит, но бьет, дабы та перестала пить и стала заботиться о детях. Андрей раскаивается в содеянном. Где он выбросил ухо, он так и не сказал.

После этого преступления основной группой поддержки Санты стали коллеги. Воспитательницы детсада, несмотря на маленькие зарплаты, скинулись, чтобы помочь Санте выжить, пока она на больничном. Собрали примерно 200 евро. «Отвезла деньги Санте домой, она была удивлена. Говорит: «Девочки, зачем так много?!»» вспоминает коллега Анита. В другой раз Санта бросила: «Я вообще удивляюсь, что кто-то мне помогает. Думала, опять в одиночку придется со всем справляться».

Анита возила Санту и её пострадавшего друга на судебно-медицинскую экспертизу, забирала из садика детей. Коллеги нашли психиатра, который выписывал успокоительные. Анита рассказывает, что они так активно подключились потому, что от социальной службы никакой поддержки не дождались. Только контроль. Дозвонились до кризисного центра, «но там очередь, а нам помощь нужна была срочно».

Но в какой-то момент ей стало слишком тяжело.

«У меня свои дела, я не могла всё время быть рядом. Говорила, что надо сделать. Санта вроде бы соглашалась, но со временем поняла, что она уже ничего делать не хочет», вспоминает Анита.

Апатия наступила после освобождения Андрея. Другая коллега пошла с нею к клиническому психологу, чтобы диагностировать психологическую травму. Надо было заполнить множество тестов. За заключением Санта не пошла. «По-моему, она устала. И она говорила: «Он подлец, отрезал мне ухо, а я всё должна делать. Тратить деньги и время на адвокатов и психологов. Зачем?»» – вспоминает коллега.

Дети к тому времени уже вернулись к матери, после истории с отрезанным ухом сиротский суд отнял у Андрея право на попечительство. На рассмотрении дела адвокат Андрея в случившемся винил саму Санту. «Андрей миролюбивый, доброкачественный, в семье единственный, кто заботиться о детях. Действия отца своим скверным образом жизни спровоцировала мать, она длительное время употребляла алкоголь и не заботилась о детях», указала адвокат Санда Краукле (от интервью для этой статьи, представляя интересы своего клиента, она отказалась).

Факты говорят о другом. С начала 2000-х годов «миролюбивый» Андрей административно наказан 32 раза – за несоблюдение правил дорожного движения, за мелкое хулиганство, за пребывание под воздействием алкогольных напитков, за эмоциональное насилие в отношении малолетнего ребёнка и за нанесение телесных повреждений. Последний раз – за вождение автомобиля без прав. Против Андрея заведено восемь уголовных дел.

Глава четвёртая. Капитуляция

После того безумного случая прошёл год, дело всё ещё в полиции. Планируется в скором времени передать его в прокуратуру для выдвижения обвинения. Сначала случившееся квалифицировалось как попытка убийства, но сейчас, похоже, будет предъявлено обвинение по статье о телесных поврежденях средней тяжести (лишение свободы до 5 лет, принудительный труд или денежный штраф с испытательным сроком).

Полиция намеревалась преследовать Андрея по самой тяжелой статье, но расследованию больше всех мешала… сама Санта. Неохотно приходила давать показания, не явилась на судебно-медицинскую экспертизу. Это затянуло дело.

Когда я в январе этого года об этом говорила с Сантой, женщина выглядела вконец сдавшейся. После случившегося её жизнь словно бы покатилась под уклон. Санта лишилась не только уха. Она потеряла работу и детей.

Спад начался, когда решением судьи Вивиты Фреймане Андрея освободили из предварительного заключения.

«Наверное, Санте позвонили из полиции и сказали. Это был единственный случай, когда она, обычно тихая и молчаливая, произнесла вслух: «И что мне теперь делать?»» – вспоминает коллега Анита.

Коллеги размышляли, как поступить. Одна посоветовала спрятаться. Другая полагала, что после освобождения Андрей вряд ли будет приходить к Санте. Это оказалось правдой. Андрей больше не приближался, он давил иначе.

Через месяц после освобождения он в письме в адрес ответственного департамента Рижской думы потребовал уволить Санту с работы в обоих детских садах, якобы из-за проблем с алкоголем. «Это полная чушь. У меня никогда не было ни малейших подозрений, что Санта приходила на работу нетрезвой. Не чувствовала я и перегара. Хотя специально стала обращать внимание на это», говорит Анита. Сказанное подтверждает и коллега из соседнего садика Майрита.

Также мужчина постоянно звонил и жаловался следователю Мейкшане. «Упрекал: «Вы опять ничего не делайте, она пьет». На что отвечала: «Вам не кажется, что она больше пьет именно из-за вас? Он бросал трубку, потом звонил опять. И этот его тон…» вспоминает Мейкшане.

Похоже, звонил он и соцработнице Рижского самоуправления Зане Стиегеле, которая работала с семьёй (она от интервью отказалась, поскольку говорить о конкретном деле запрещает закон). К квартире сам Андрей не приближался, но за Сантой следили соседи по подъезду. О наблюдениях сообщали ему, а он дальше – Стиегеле.

Из информации, полученной Re:Baltica от полиции, следует, что Стиегеле регулярно посылала на квартиру Санты муниципальную полицию.

За неполных полгода полиция в двери Санты стучала 22 (!) раза. Так много потому, что Санта часто не открывала, и полиция приходила опять.

В тех же случаях, когда полиции открывали дверь, в квартире ничего странного она не обнаруживала.

Не справившись с напряжением, Санта стала выпивать всё чаще. Сначала в дни зарплаты, летом – по выходным. Её старшая дочь позже расскажет Re:Baltica, что прежде такого с мамой не было.

«Я звонила Санте во время летних каникул, но она уже не поднимала трубку. Санта сломалась», вспоминает коллега Анита.

Глава пятая. Упала духом

Переломный момент наступил 30 октября этого года. Работница социальной службы Стиегеле сама явилась проверить дом Санты. Санта открыла дверь в состоянии тяжелого опьянения и отказалась впустить в квартиру. В накуренной квартире находились незнакомые люди.

Стиегеле вызвала полицию, но Санта отказалась открывать дверь во второй раз. Приехали пожарные, пытались зайти через балкон. В конце концов, кто-то из гостей открыл. Полиция Санту вместе с младшим сыном нашла спрятавшейся в шкафу. В крови женщины оказалось почти 4 промилле алкоголя.

Детей отвезли в больницу, были подозрения, что у мальчиков простуда, потом – в кризисный центр. Происходящее, почти как развлекательный материал с размытыми лицами участников показали в телевизионной передаче «Degpunktā». Журналист о том, что произошло, узнал в социальных сетях – соседи выложили фотографии. Полиция передала видеоматериал телевидению.

Изображение иллюстративное. Фото: Рейнис Хофманис

На следующий день работница социальной службы Стиегеле сообщила о произошедшем в оба детсада. «Этот триумфальный звонок от соцработници…» с недоумением вспоминает Анита. «Вы, наверное, уже знаете, в «Degpunktā» был сюжет», сказанное Стиегеле также вспоминает коллега Майрита. Соцработника интересовало, когда уволят Санту и, как смело утверждает одна из коллег, она не отрицала, что «сигналы» получала от Андрея.

Выводы коллег Санты: отношение сиротского суда было намного конструктивнее, в то время как работнику социальной службы будто бы всё было ясно – Санту надо уволить, а детей отдать бабушке.

Так и случилось, потому что Санта не явилась на заседание сиротского суда, когда решалась судьба детей и ее права на опеку. Зато на заседание пришёл Андрей и обещал помочь Санте лечиться от зависимости.

Сам он с момента освобождения с детьми не встречался, хотя ему это не запрещалось.

Глава шестая. Несчастный конец

Последний раз с Сантой я встречалась в январе этого года. На телефонные звонки она не отвечала, поэтому однажды воскресным утром просто пошла к ней на квартиру, что в одном из самых бедных районов Риги. Санта в халате открывает дверь и жестом приглашает в кухню. На лице следы похмелья. Спешит к зеркалу, причесывается, варит кофе.

Квартира отремонтирована, хорошо обставлена, только вся в сигаретном дыму. Задернутые занавески, из-за которых не покидает ощущение сумерек и безнадёжности.

Санта просит разрешения закурить и оправдывается, что в тот день, когда у нее отняли детей, «тихо сидели и пили, без скандала». Напоминаю ей, что она была слишком пьяна. На это ей нечего сказать. На заседание сиротского суда не пошла потому, что не получила повестку.

Совсем не похоже, что она готова сражаться. Ее единственное средство существования – пособие по безработице, через пару месяцев планирует поехать на заработки в Великобританию.

В помощь со стороны, особенно от социальной службы, она не верит: «Скажем так, у нас взаимная неприязнь», отношения с соцработницей описывает Санта.

Анализируя случившееся, следователь Меикшане по-прежнему считает, что после трагической истории с ухом Андрея надо было подольше держать в заключение. «Он не трогал её физически, зато травил морально. Он всё равно разрушил её жизнь», делает вывод Меикшане. Тем не менее, она не защищает Санту. «Конечно, она не должна была пить. Если бы она собралась с духом, муниципальная полиция приехала бы пару раз, и после этого никто бы ее не тревожил».

Наша встреча с Сантой оказалась короткой. У неё случился эпилептический припадок. Свело руки и ноги. Держу ее, чтобы не упала. Через несколько минут приступ проходит, взгляд проясняется. «Мне очень плохо», тихим голосом говорит Санта. Помогаю дойти до спальни и прилечь.

Ухожу, чувствую себя виноватой. Из-за того, что не могу ничем помочь. Санте нужен кто-то, кто был бы рядом в повседневной жизни и учил ее быть самостоятельной. Если восемь лет человек жил в атмосфере насилия, не помогут ни оплаченные государством десять визитов к психологу, ни благими намерениями сказанные слова полицейского: «Соберись!»

Эпилог. Что можно было сделать по-другому?

Заведующая центром MARTA Илута Лаце считает, что Санта не получила достаточной поддержки от социальной службы, которая должна «помогать с решением практических вопросов, что в свою очередь облегчило бы повседневную жизнь женщины, а не посылать полицию проверять, сколько алкоголя употреблено. Зависимость в данном случае является последствием длительного нахождения в уязвимой ситуации».

Её коллега, юрист Юрис Дылба рассказывает, что в этом случае нужна комплексная помощь. Начиная с «персоны поддержки», которая помогает строить отношения со службами, потому что Санта им явно не доверяет. К делам, связанным с повседневной жизнью, надо привлечь социального реабилитолога, он проводит к нужным специалистам, поможет присматривать за детьми, следить за доходами.

В случае Санты социальная служба делала ставку на безопасность детей и, посылая полицию, действовала как надзиратель.

Изображение иллюстративное. Фото: Рейнис Хофманис

Из-за того, что Санта осталась без помощи, пострадали трое её детей. Многочисленные исследования показывают, что уже в подростковом возрасте они сами могут начать употреблять алкоголь, впадать в депрессию. Позже, во взрослой жизни, у них может возникнуть затруднения в умении строить отношения с людьми, поскольку они не знают, какова «нормальная» семья. Раз у Санты нет близких, положительно воздействующих друзей или родственников, единственным, кто мог бы помочь, становится какой-то человек со стороны. И мы снова возвращаемся к социальной службе. Но это не может быть нынешний работник, потому что, по крайней мере, Санта, по всей видимости, ей не доверяет.

«Случай не совсем безнадёжный, проблему просто не решали по сути», делает вывод Лаце.

Имена всех членов семьи и коллег изменены.


НЕЗАВИСИМОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ ТРЕБУЕТСЯ НЕЗАВИСИМОЕ ФИНАНСИРОВАНИЕ
Если вам нравится наша работа, поддержать нас!
LV38RIKO0001060112712

Автор: Инга Сприньге, Re:Baltica
Редактор: Санита Емберга, Re:Baltica
В зборе информации принимала участие: Илзе Вебере, Re:Baltica
На русский язык перевела: Андра Цериня
На английский язык перевела: Айя Крутайне
Иллюстрации Рейнис Хофманис