Это было самое трудное расследование за всю восьмилетнюю историю центра Re:Baltica.
Началось все просто. В многолетних публикациях о неравенстве латвийских школ — больших и малых, городских и сельских — на Ригу, где проживают больше всего учащихся, мы не обратили внимания.
Было ясно, что социальное неравенство в столице, возможно, было более выраженное. Если в сельской местности существование малых и слабых школ можно объяснить близостью к месту проживания школьника, то в Риге таких проблем нет. Пользуйся общественным транспортом бесплатно, езжай куда хочешь. Поэтому амбициозные родители посылают своих детей в лучшие школы, самых сильных зачисляют в гимназии. В микрорайонах остаются остальные.
Не было иллюзий, что проблемы рижских школ политизированы и поэтому трудно говорить о решениях. Бывшему министру образования Карлису Шадурскису (партия Единство) почему-то казалось, что предвыборная кампания в местные самоуправления это подходящий момент, чтобы говорить о необходимости закрытия бóльшей части полупустых и слабых школ. Городской мэр Нил Ушаков (партия Согласие) естественно сообщал, что ни одну школу в Риге не закроют.
То, к чему мы не были готовы это к тому, что люди боялись разговаривать.
Для того, чтобы вырваться из привычной риторики в стиле “Русские идут, латыши не сдаются” (в случае со школами скорее наоборот), мы хотели поговорить о качестве образования сквозь призму родителей. Мы хотели снять два коротких фильма о двух русских семьях. Одна семья решила зачислить ребенка в латышскую школу. Другая — в русскую. Хотели создать откровенный разговор о причинах, соображениях, будущих возможностях, который бы позволил наконец-то друг друга выслушать так как обычно о проблемах русских школ говорят такие персонажи (Жданок, Гапоненко, Ушаков), увидев которых нормальный латыш выключит телевизор.
Чувствуя недоверие со стороны первых героев (потому, что мы — латышки), мы договорились с русскими журналистами. Первую семью мы снимали 9 мая, потому что разговор о русских школах – это разговор в какой-то степени об взаимоотношениях русской и латышской общин. На следующий день мать школьницы отказалась давать интервью. «Мы — обычные люди, лояльные латвийцы,» — она говорит мне. «Мы не хотим участвовать в политических играх.» Так у нас прошла бóльшая часть лета.
Коллега, который решил зачислить своего ребенка в русскую школу, не согласился, потому что, если скажет что действительно думает, в латвийских СМИ ему больше не работать. «Мы не доверяем тому, как вы нашим детям будете преподавать историю и язык,» сказала одна из матерей после долгого разговора с мужем, объясняя причины почему ребенка зачислили в русскую школу. Другие говорили о страхе, что дети, придя в латышскую среду, будут стыдится своих корней и родителей. Боятся говорить о качестве образования в русских школах и учителя, напуганные языковой инспекцией и “поправками по лояльности”.
Было тяжело. Какая это мы демократия, если боимся друг другу открыто сказать, что нас беспокоит? Как мы можем эти проблемы решить?
Тогда впервые мы услышали предположение, что латыши задумали языковую реформу в системе образования не для того, чтобы защитить свой малый язык, страну или нацию, а для того, чтобы лишить русских детей последнего преимущества — хороших оценок на экзаменах по точным наукам (на самом деле, разница по результатам экзаменов в русских и латышских школах минимальна). Нас это шокировало. Какое должно быть недоверие к своим человеческим собратьям, чтобы поверить, что кто-то систематически, на уровне государства, специально хочет уменьшить возможности ребенка?
За закрытыми дверями собрали интересную группу — русских родителей, заинтересованных в образовании своих детей, русского директора школы, и так называемых радикалов русской общины — чтобы понять почему девять из десяти слабых школ в городе именно русские школы. Участники пытались разным способом оспаривать данные, чтобы только не признавать сам факт.
Ни у кого из нас не было ответа — до сих пор нет — почему это так. Понятно, что этого быть не должно. Особенно сейчас, когда ясно, что правительство не отменит решение о переходе образования на государственный язык.
Одна из проблем, которая возникла в результате работы над этой серии статей — это нехватка учителей латышского языка, неподходящие учебные материалы, и плохие результаты на экзамене по латышскому языку в средней школе. В таких условиях реформа скорее всего уменьшит возможности на успех этих учеников в краткосрочной перспективе. Мы не можем требовать от других навыков латышского языка, если мы не предоставляем им возможности осваивать его современными методами.
Проблему недоверия это не решит, но по крайней мере не уменьшит их будущий потенциал.